| |||||||||
ГЛАВНАЯ | НАЗАД | ДАЛЕЕ | АВТОР |
ИЗМЕНЕНИЯ
| S2110r05
Обратимся еще к одному источнику. На его первых трех страницах изложены следующие общие сведения:
“Серия
Обратим внимание: “РАН” — это Российская Академия Наук.
Читаем далее:
“
___________________________
Здесь, наверное, не случайно перечислены тридцать членов совета. Должно быть, каждый из упомянутых членов совета одобрил данный учебник или, как минимум, не обнаружил в нем никаких принципиальных недостатков.
Далее, читаем третью страницу:
“Московский государственный университет
Далее по тексту мы будем упоминать этот источник как «Классический университетский учебник», а людей, так или иначе причастных к его изданию, — как почитателей и проводников этого учебника.
Читаем первый абзац раздела, написанного под названием “Значение слова. Слово и понятие”:
“
Слово — это основная единица языка. Слово двояко по своей природе: с одной стороны, оно имеет внешнее — звуковое — оформление; с другой стороны, словом можно считать только такой звук или комплекс звуков, который соотносится с каким-либо явлением действительности: называет предмет, живое существо, процесс, признак, свойство, действие и т.п. (ветка, дом, стол, хлеб, приватизация, стрекоза, гибкость, красивый, прыгнуть, прочесть и пр.). Эта связь с тем или иным явлением действительности называется лексическим значением слова. Обозначая предмет, процесс, признак, свойство и т.д., слово выполняет свою основную — номинативную — функцию.” [6, 22-23]
В этой цитате воспроизведены четыре предложения. Мы проанализируем каждое из этих предложений.
Что касается первого предложения цитаты:
Авторы «Классического университетского учебника», по известной только им причине, решили, что “Слово — это основная единица языка.” Однако, так ли это?
Постоянно общаясь с другими людьми, каждый может лично убедиться в том, что, в частности, в процессе устного общения применяются следующие средства:
И нет никаких оснований для того, чтобы “слово” было выделено как “основная единица языка”. В частности, при устном общении, то, о чем может быть сказано фразой, или предложением, невозможно сказать отдельными словами или только словами. Каждое из перечисленных средств устного общения неделимо без искажения результата его применения, незаменимо и одинаково необходимо для общения в соответствующих ситуациях.
Что касается второго предложения цитаты:
Из второго предложения цитаты понятно, что авторы «Классического университетского учебника» представили “слово” только как “звук или комплекс звуков”, т.е. так, как если бы это было в незапамятные времена, когда люди применяли язык лишь в устной его форме. Однако, фактически, на протяжении последних тысячелетий люди применяют язык еще и в устно-письменной форме.
Между устной и устно-письменной формами языка есть принципиальная разница, которую обязаны были принять во внимание авторы учебника, издаваемого под названием “СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК”.
Отличия обусловлены мирозданными характеристиками звуков и письма. Если звуки, посредством которых люди осуществляют устное общение между собой, могут быть восприняты одним и тем же человеком лишь во время их произнесения, однократно, то письменная запись может быть прочитана одним и тем же человеком многократно, причем в любой момент, независимо от времени ее написания. Кроме того, в отличие от звуков, которые прекращают свое существование сразу же после их распространения в воздушной среде, письменная запись может быть сохранена на протяжении веков.
В процессе изобретения, массового освоения и усовершенствования письменности проявились очевидные преимущества устно-письменной формы общения по сравнению с устной формой общения:
1) Уже в древние времена оказалось возможным письменно зафиксировать то, что именно было сказано в процессе общения.
2) Только на основе письменности оказалось возможным контролировать правильность или ошибочность построения высказываний. В частности, стало возможным выявлять противоречия в высказываниях об одном и том же объекте, выявлять подмену первоначально определенного предмета разговора другим предметом и т.п. (Это достижение стало основой для создания философии и философских наук.)
3) Только на основе письменности оказалось возможным в любой момент эмпирически проверить, соответствует ли описание тому реальному объекту, который описан. (Это достижение стало основой для создания и применения естественных наук.)
Эти кардинальные усовершенствования языка остались за пределами «Классического университетского учебника».
Вместо исследования и описания реального языка, авторы «Классического университетского учебника» придумали, будто “звук или комплекс звуков” “соотносится”, т.е. “называет предмет, живое существо ... и т.п.”.
Фактически, ни одному “звуку”, ни одному “комплексу звуков” не присуща способность что-либо называть. Это люди, “по своей природе”, способны издавать “звуки или комплексы звуков”. И это люди “называют” и упоминают словами реальные объекты и мысленные представления, по поводу которых они общаются между собой.
В таком случае становится понятно, что, “по своей природе”, “звук или комплекс звуков” никак не “соотносится с каким-либо явлением действительности”. Звук, даже если он произнесен человеком, существует и распространяется в природе сам по себе, а “явления действительности” существуют сами по себе.
Фактически, любое средство общения, в частности, слово, “по своей природе” — это реальные продукты человеческой деятельности (будь то звуки или письмо), которые предназначены исключительно для взаимного общения людей. А вне процесса общения людей ни звуки, ни надписи не являются “единицами языка”.
Что касается третьего предложения цитаты:
Итак, после того, как авторы «Классического университетского учебника», придумали, будто “звук или комплекс звуков” “соотносится”, т.е. “называет предмет, живое существо ... и т.п.”, они написали третье предложение (для удобства воспроизведем его здесь еще раз):
“
... Эта связь с тем или иным явлением действительности называется лексическим значением слова. ...”
Обратим внимание на то, что в предыдущих предложениях не упоминается никакая “связь”. “Эта связь” тоже придумана. Причем “Эта связь” придумана небрежно: ведь осталось неизвестным то, что связано “с тем или иным явлением действительности”. Если не принимать во внимание реальные связи между реальными явлениями действительности, (например то, как звук, распространяясь в воздухе или в воде, взаимодействует с природными объектами) а рассуждать абстрактно, т.е. мысленно и произвольно, то “эта связь” может быть мысленно отнесена к тому объекту, который “называет” и “который соотносится”, — это будет упомянутый авторами “звук или комплекс звуков”.
В таком случае, мы констатируем, что в процитированном тексте “лексическим значением слова” названа не реальная, а абстрактная (мнимая, вымышленная) “связь”, которую авторы «Классического университетского учебника» мысленно представляют существующей между “звуком или комплексом звуков” (подразумевая “слово”) и “тем или иным явлением действительности”.
Это характерный психонастроечный компонент языка.
Что касается четвертого предложения цитаты:
Для удобства, мы воспроизведем и четвертое предложение отдельно:
“
... Обозначая предмет, процесс, признак, свойство и т.д., слово выполняет свою основную — номинативную — функцию.”
Заметим: если во втором предложении цитаты “слово”, представленное как “звук или комплекс звуков”, “соотносится”, т.е. “называет предмет”, то в четвертом предложении “слово выполняет свою основную — номинативную — функцию” принципиально по-другому: выполняя совсем другое действие, а именно, — “Обозначая предмет”.
Обычно, реальный предмет обозначают реальным знаком — вещью, надписью, табличкой с надписью. Делается это путем установки знака на предмет. Например, границу территории, или путь, или фарватер реки обозначают вехами. В городах дома обозначают табличками с надписью порядкового номера дома.
А как реально обозначить “предмет” словом, которым “можно считать только ... звук или комплекс звуков”? Такое “обозначение” может быть только мысленным, т.е. не реальным, а абстрактным. Если «действовать» абстрактно, т.е. реально не действовать, а лишь рассуждать мысленно, то “соотнести” будет равно “назвать” и будет равно “обозначить” — т.е. подумать о том, что такой-то “звук или комплекс звуков” вызывает (или может вызвать, или должен вызвать) в сознании представление о таком-то “предмете ... и т.д.”.
Итак, в приведенной выше цитате описаны исключительно абстрактные представления о “слове”: “слово”, будто бы, само “называет предмет”, и таким путем обзаводится “лексическим значением”; кроме того, “слово”, будто бы, “обозначая предмет”, “выполняет свою основную — номинативную — функцию”. На самом деле, т.е. реально, это люди называют словом тот или иной “предмет” (будь он реальным объектом, или мнимым образом, или мысленным представлением); это люди придают словам то или иное мысленное значение и реагируют на услышанные или увиденные слова, так или иначе. Но это не единственный вариант применения слов.
Кроме этого, слова применяют еще и принципиально по-другому: люди называют словами (и этими словами упоминают в своих речах или текстах) реальные объекты, а также их структуры, свойства, состояния, возможности к преобразованиям и явления их взаимодействия, при этом называемый объект описывают на известном языке так, чтобы можно было естественнонаучным методом проверить соответствие научного описания объекту и, таким путем идентифицировать названный объект, в отличие от любых других реальных объектов. Таким образом, слово реально (письменно) связывают с научным описанием, которое однозначно соответствует реальному объекту.
Читаем текст «Классического университетского учебника» далее:
“
Слово может указывать на отдельный предмет, отдельное явление, которое говорящий имеет в виду в данной конкретной ситуации. «Крупнейшая за всю историю космонавтики протонная вспышка произошла на Солнце несколько дней назад» (газ.); «Неожиданно тихо прошла нынешняя, ставшая уже традиционной, Московская книжная ярмарка» (газ.).” [6, 23]
В газетных цитатах авторы «Классического университетского учебника» выделили курсивом то “слово”, которое, по их мнению, “может указывать на отдельный предмет, отдельное явление, которое говорящий имеет в виду в данной конкретной ситуации”. Однако, например, слово “вспышка” вообще не “может указывать” и, поэтому, оно ни на что не “указывает”. Более того, даже всего процитированного предложения не достаточно для того, чтобы указать на упомянутую “вспышку”. Чтобы указать на какую-нибудь реальную вспышку необходимо указать, как минимум, точное время, координаты источника излучения и данные о параметрах излучения.
То же самое можно сказать про слово “ярмарка” и про предложение, в котором оно написано. Чтобы указать на упомянутую “ярмарку”, необходимо привести данные, как минимум, о том, в каком году состоялась эта “ярмарка”, и, для надежности, где именно эта “ярмарка” “тихо прошла”. Как видно, и в данном случае авторы произвольно придумали, будто “слово” обладает способностью или свойством что-либо “указывать”.
Читаем следующий абзац:
“
Однако функции слова этим не ограничиваются. Трудно представить себе, как осуществлялось бы общение, если бы среди множества домов, столов, веток, вспышек, ярмарок и т.п. каждый отдельный предмет имел собственное наименование. Человеческое мышление выделяет из множества явлений окружающей действительности те, которые обладают общими характерными признаками. Так, например, словом дом обозначается множество самых разнообразных домов: одноэтажных и многоэтажных, кирпичных и бревенчатых, новых и обветшалых и т.д. Но у всех этих столь разных предметов есть общее свойство. Толковый словарь русского языка определяет его так: «здание, строение, предназначенное для жилья, для размещения различных учреждений и предприятий»1.
В данном фрагменте текста, наряду со “словом”, представлен еще один самостоятельно действующий персонаж — “Человеческое мышление”, которое “выделяет”. Оно так “выделяет”, что “например, словом дом обозначается множество самых разнообразных домов: одноэтажных и многоэтажных, кирпичных и бревенчатых, новых и обветшалых и т.д.” — целый город домов, а может быть “множество” всех домов всех городов и всех деревень во всем мире.
Как видно, “множество самых разнообразных домов” — это в точности такое же абстрактное представление, как в школьной «Теории» “все книги” и “все столы, какие бы они ни были”, или как в популярной «Энциклопедии» “весь мир: и тот, который вокруг нас, и тот, который внутри нас”.
Обратим внимание на еще один момент, характерный исключительно для психонастроечной деятельности. Подразумевая “множество самых разнообразных домов”, авторы «Классического университетского учебника» придумали очередную небылицу: будто “у всех этих столь разных предметов есть общее свойство”. И это “общее свойство” они представили (сославшись на словарь) как описание того объекта, который обычно называют словом {дом}. Описание может соответствовать одному, другому и третьему дому, но описание не является “общим свойством” ни одного из этих домов. Более того, в процитированном из словаря описании не упомянуто никакое “общее свойство” “множества домов” — там упомянуто “здание, строение” и такое его предназначение, при реализации которого его (“здание, строение”) обычно называют словом {дом}.
Упомянутое авторами «Классического университетского учебника» “общее свойство” не реальное, а мысленное, абстрактное. Произнося, или слыша, или видя слово {дом}, в сознании людей непроизвольно, в силу привычки, возникает образ абстрактного дома — этот образ может представляться как бесконечное “множество самых разнообразных домов”, а может представляться и как отдельный “дом”. Кстати, слово {дом} может вызвать мысленное представление обо всем, что вздумается по поводу этого слова, например, о сказочном доме на курьих ножках, или о Белом доме, или о космическом доме, или о подводном доме русалок, или о доме улитки; может вообще не подразумеваться ни один из реальных домов, а будет подразумеваться наш общий дом — Земля.
Читаем далее, очередной абзац и начало следующего за ним:
“
Следовательно, слово называет не только отдельно взятые предметы, явления, но и целые классы явлений, обладающих общими характерными признаками. В этом случае мы говорим, что слово обозначает понятие и выполняет таким образом обобщающую функцию.
В речи в зависимости от тех задач, которые ставит перед собой говорящий, слово выступает то как обозначение отдельно взятого явления, то как обозначение понятия.” [6, 23-24]
В этом фрагменте текста (далее мы будем упоминать его, как фрагмент о “понятии”) оказались собранными воедино наиболее показательные приемы такого применения психонастроечных компонентов языка, в результате которого, вместо пользы, причиняется колоссальный вред. Мы рассмотрим эти приемы по отдельности.
Первый прием (Прием одухотворения вещей и слов)
Во фрагменте о “понятии”, чуть ли не в каждой строчке, написано: “слово называет”, “слово обозначает”, “слово ... выполняет”, “слово выступает” и т.п. Как видно, «Современный русский язык» плотно «нашпигован» подобными небылицами. Проанализируем, с какой целью это делается.
Сам по себе прием абстрактного одухотворения вещей, явлений природы, слов, а также воображаемых образов, чувств и мыслей известен с незапамятных времен и до сих пор повсеместно применяется рассказчиками, ораторами и писателями. В этих случаях природные объекты и воображаемые образы, описывают как самостоятельно действующих субъектов. Это делается для того, чтобы вызвать у слушателей или читателей желаемые ими самими позитивные психические реакции: смех, ощущение удовольствия, страх и его преодоление, сексуальное возбуждение, предотвращение паники, чувство единства в опасной ситуации и т.п.
Этот прием успешно применяют в юмористических рассказах, в сказках, в стихах, в фантастических романах, в психических настроях, в проповедях, в рекламе, в агитационных призывах, в политической пропаганде и т.п. Это испытанный и эффективный прием психического воздействия на читателей и слушателей, желаемого ими самими.
А какую психическую реакцию вызывают своим текстом авторы «Классического университетского учебника», представляя действующим субъектом “слово”? В этих случаях они не могли рассчитывать на возбуждение эмоциональных чувств. С какой же целью они применяют этот прием?
Обратим внимание на то, что, прочитывая текст учебника, в сознании непроизвольно формируется предубеждение о том, что все упомянутые действия объективны. Ведь в учебнике написано, что действия совершаются “словом”, а не людьми: поэтому и создается впечатление, а при многократном повторении, и уверенность в том, что эти действия совершаются независимо от людей, в частности, независимо и от самих авторов «Классического университетского учебника».
На самом же деле, реальное слово, будь оно произнесенным или написанным, не обладает ни способностью, ни реальной возможностью для совершения каких-либо действий. Поняв это, становится понятно и то, что в последнем процитированном фрагменте не “слово”, а сами авторы “называют” словом “не только отдельно взятые предметы, явления, но и целые классы явлений, обладающих общими характерными признаками.” Это сами авторы субъективно полагают, что, называя словом “целые классы явлений”, они, тем самым, “обозначают понятие” и выполняют, “таким образом обобщающую функцию”.
Как видно, авторы «Классического университетского учебника» применили известный прием не для того, чтобы вызвать желаемые самими учащимися или студентами психические реакции, а наоборот, чтобы незаметно для учащихся внедрить в их сознание свои субъективные представления о “языке” и о “слове”, как объективные сведения.
Следует обратить внимание и на то, что авторы «Классического университетского учебника», а также его почитатели и проводники, имеют прямую заинтересованность в том, чтобы учащиеся принимали их субъективные представления, как объективные сведения. Ведь в настоящее время, на основе социального опыта, многие люди определили для себя, что обучение своих детей или свое собственное обучение можно доверять только тем наставникам, которые применяют в процессе обучения объективные сведения, а не свои субъективные представления. Т.е., желательно, чтобы преподавателями были ученые.
Авторы «Классического университетского учебника» и подобные им писатели, внедряя в сознание учащихся предубеждение о том, будто действия “слова” являются объективными, тем самым, выставляют себя как специалистов, способных обнаруживать и описывать объективные сведения, т.е. как ученых — таких же, как естествоиспытатели. На этой основе (фактически, за представление своих субъективных мнений под видом объективных данных) подобные писатели присваивают друг другу ученые степени и звания, назначают друг друга на преподавательские и административные должности, назначают друг другу зарплаты, надбавки, премии, гонорары и представляют друг друга к наградам.
Таким образом, лингвистический прием, созданный в психонастроечной деятельности и традиционно используемый для вызывания ожидаемой и желаемой самими слушателями или читателями психической реакции, авторы |